Почётный диплом РГГУ за книгу «Рюрик» в номинации «Лучшие научные издания, опубликованные преподавателями РГГУ в 2010http://a-oleynichenko.narod2.ru/varyagi_o_chem_govoryat_russkie_letopistsi/. Здесь лишь отмечу, что если сравнивать пояснение относительно варягов-руси из различных списков, то далеко не так очевиден вывод о том, что в тексте действительно речь идет о противопоставлении. Скорее всего, пояснение относительно других народов является просто пояснительным примером. Автор указывает, что народ этот называется варяги, но сами себя они называют русь, как другие народы себя называют свеи, урмане и т.д. Здесь летописец допускает только ошибку относительно норманн, так как это не является их самоназванием. Но он мог этого и не знать.
3)Третье место, берется Пчеловым из статьи 898 года ПВЛ о миссионерской деятельности апостола Павла и просвещении славян:
«Поэтому учитель славян - апостол Павел, из тех же славян - и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались Русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий – славянский"» (Пчелов Е. В., Рюрик, ЖЗЛ, 2010, стр.27). После этого идет следующий комментарий Пчелова, который собственно ничего не проясняет об этнической природе варягов, а только констатирует, что название русь пришло от варягов.
«Примечательно, что в тексте летописи слово "язык" употреблено в двух разных значениях – и как "народ" (как позже у Пушкина – "и назовет меня всяк сущий в ней язык"), и как "речь". Иными словами, летописец указывает на этническую принадлежность современного ему русского народа: это славянский народ, который называется полянами, потому что "сидел в поле", а русью – потому что это название пришло от варяг» (Пчелов Е. В., Рюрик, ЖЗЛ, 2010, стр.27).
И после этого идет следующее заключение, которое преподносится как вывод из всех приведенных летописных свидетельств:
«Все это однозначно свидетельствует о том, что для составителя "Повести" варяжские "находники" Рюрик с братьями были родом из Скандинавии, а само слово "Русь" имело варяжское, то есть скандинавское происхождение» (Пчелов Е. В., Рюрик, ЖЗЛ, 2010, стр.27).
Вывод просто потрясающий! Он никак не согласуется со всеми тремя приводимыми Пчеловым отрывками и не следует из них. Ни в одном из приводимых мест летописи нет даже намека на то, что Рюрик и его братья были скандинавами. Как мы видели, в недатированной части летописи варяги рассматриваются как отдельный народ, отличный как от скандинавов, так и от руси. В статье 862 года только при тенденциозном толковании в духе Лихачева можно получить противопоставление одних варягов другим, что на самом деле сомнительно. Но при таком подходе русь оказывается не шведами и не норманнами, и соответственно Рюрик с братьями тоже оказываются не скандинавами. Скорее же всего, редактору статьи 862 года можно приписать только идею о том, что название «руси» пришло от варягов. Первоначальная летопись этого пояснения не содержала и составитель начального свода рассматривал варягов как отдельный народ, отличный как от скандинавов, так и от руси. В статье 898 года о скандинавах вообще речь не идет. Более того, из статьи видно, что летописец отождествляет славянский и русский народ. Нет никаких намеков на то, что русь якобы когда-то была скандинавами. Есть только указание на то, что название «русь» перешло на славян от варягов, но кто такие варяги не указывается. Похоже, у доцента Пчелова проблемы со способностью делать выводы из текста. Как он защищал свою кандидатскую диссертацию остается только догадываться. Возможно, конечно, обвешенному титулами и наградами кандидату исторических наук, Пчелову, некогда было посидеть, подумать и найти хоть какие-то аргументы – торопился к раздаче призов. Но что интересно, что, похоже, ни в РГГУ, ни в издательстве «Молодая гвардия» никто эти перлы тоже не читал, и на очевидную несуразность таких выводов не указал. А РГГУ даже поспешили за эти шедевры исторической мысли выдать почетный диплом. Вообще же работа Пчелова наиболее яркий образчик жалкой беспомощности и антинаучности норманнизма. При всех тех усилиях и скрытом финансировании, которые предпринимает Запад, чтобы навязать норманнизм в России, современный норманнизм в лице Пчелова ничего лучше не смог придумать, как привести набор цитат и голословный вывод, который из них никак не вытекает!
Еще одним способом, как норманнист Пчелов пытается доказать скандинавское происхождение Рюрика есть попытка выдать норманнизм за некую «объективную» научную концепцию в отличие от якобы заангажированной антинорманнистической позиции. Он всячески хочет выставить антинорманнизм в карикатурном свете и связать его с русским патриотизмом. Особенно ярким примером является описание спора между Миллером и Ломоносовым. В книге Пчелов пытается представить Миллера как объективного ученого, владевшего передовыми на тот момент методами исторического анализа, а Ломоносова, как далеко отставшего от Миллера ура-патриота, который из-за оскорбления своих национальных чувств был не в состоянии оценить трезво доводы оппонента. Способ превозношения Миллера и очернения Ломоносова достаточно простой и рассчитан, прежде всего, на то, что большинство людей не читали саму диссертацию Миллера, вокруг которой собственно и был спор в российской академии наук в 1749-1750 году. Пчелов приводит цитаты из работы Миллера, которые относятся к первой части его работы, где он критикует различные мнения, которые до него высказывали о происхождении названия России, и наиболее неудачные цитаты из Ломоносова, которые бы представили его как недалекого патриота, который ничего серьезного не мог противопоставить образованному Миллеру. В результате складывается иллюзия, что здравому и научному подходу Миллера был противопоставлен грубый национализм остальных недалеких членов российской академии наук во главе с Ломоносовым. Тут нужно еще отметить, что кроме Ломоносова негативные рецензии на работу Миллера дали И. Э. Фишер и Ф. Г. Штрубе де Пирмонт, которых трудно заподозрить в национализме. Что же касается второй части работы Миллера, то относительно нее Пчелов приводит только одну очень блеклую фразу без цитат, как-будто старается ее запрятать между строчками, чтобы никто не заметил. «Очень много внимания Миллер уделял известиям скандинавских авторов о древней истории и связях Скандинавии с русскими землями - часть этих сведений отличалась сомнительной достоверностью». И все. Как-будто, это некий второстепенный момент в работе Миллера. Работа Миллера сейчас тоже есть в интернете, поэтому каждый без проблем ее может найти и прочесть. Миллер действительно в своей работе приводит ряд здравых критических замечаний к выдвигавшимся в то время историческим концепциям о происхождении русского народа. Но после того, как он излагает эти вполне конструктивные замечания следует изложение скандинавского происхождения названия «русь». Вот как вводит в диссертации Миллер утверждение о скандинавах как основателях древнерусского государства.
«
»
Это положение никак не вытекает из предшествующего изложения. В качестве веского аргумента здесь используется демагогия про славу оружия и несуществующие торговые промыслы. Миллер не ссылается на тексты летописей. В качестве вспомогательных доводов приводит потом ссылки Байера на несколько западных источников. Дальше Миллер начинает излагать историю дорюриковой Руси, опираясь на шведских историков, цитаты из Саксона Грамматика и саги, относящиеся к легендарным временам. В результате такого некритического цитирования рисуется фантасмагорическая история древней Руси до Рюрика, которая представляется как сплошь норманнская история, которую дикие варвары-славяне не могли запомнить и сохранить. Вот как изображает Миллер историю дорюриковой Руси, и которую не цитирует благоразумно доцент Пчелов и остальные норманнисты:
«
»
Вот еще несколько примеров из Миллера изложения дорюриковой истории России:
«
»
«
»
И это далеко не все исторические открытия Миллера. Именно скандинавская концепция, опирающаяся на сомнительные учебники шведских историков и сомнительные с исторической точки зрения тексты саг, и вызвали возмущение Ломоносова и остальных членов российской академии наук, которые ознакомились с докладом Миллера. Ломоносов, конечно, не был профессиональным историком. История была не основным профилем его деятельности. Но его заслуга как раз состоит в том, что он не просто пробежал глазами работу Миллера, а сумел ее проанализировать и увидел тенденциозный ,а местами ненаучный, подход Миллера. Под личиной научности Миллер рассчитывал, подсунуть на рассмотрение членов Академии работу, которая никак не тянула на научную в положительной, некритической своей части. И это как раз показывает, что Ломоносов, в отличие от многих современных историков, не ориентировался просто на мнение авторитетов и их почетные дипломы, а мог самостоятельно взвешивать доводы других исследователей. И сейчас, как и в 18 веке построения Миллера, кроме улыбки ничего вызвать не могут. И конечно не первая часть работы Миллера вызвала возмущение у членов российской академии наук, а как раз вторая, которую Пчелов старательно обходит молчанием. За это мастерское создание образа ученого-эрудита Миллера и неуча-патриота Ломоносова кандидат исторических наук, доцент Пчелов, получил две почетные российские награды.
Пчелов все время пытается рядиться в одежды объективной науки и причисляет себя к лику научной богемы. Но уже этот один пример с разбором спора Миллера и Ломоносова показывает несерьезность и демагогичность работы Пчелова, ничего общего с наукой не имеющей.
Еще одним примером бездоказательных выводов является попытка Пчелова выдать уникальные записи Никоновской летописи относительно дорюриковской Руси, за позднейшие выдумки. В частности Пчелов указывает на то, что Аскольд и Дир ходили походом на печенегов в 867 году,
(ПСРЛ.т9)
в то время как в ПВЛ сообщается о том, что печенеги первый раз напали на Русь только в 915 году:
[6423 (915)] «Приидоша Печенѣзи первоє на Роускүю землю и сотворивше миръ со Игорем».
Но с формально-логической точки зрения эти фразы в летописях друг другу никак не противоречат. И Аскольд и Дир могли отправиться в поход на печенегов не обязательно после их нападения на Русь. ПВЛ не дает никакой даты появления печенегов в причерноморских степях, а лишь приводит дату первого нападения на Русь. Никоновская летопись даже не указывает, где конкретно произошло столкновение с печенегами. Никакой другой аргументации у Пчелова нет. Поэтому перед нами еще один шедевр норманнистической логики. Кроме того, в Лаврентьевской летописи есть даже аналогичный пример, который показывает, что выражение «Приидоша Печенѣзи первоє» может не означать первое появление печенегов. Под 1054 годом читаем: «В семь же . лѣт̑ Приходи Болушь с Половьци и створи Всеволодъ миръ с ними и возвратишасѧ [Половци] вспѧть ѿнюду же пришли» (ПСРЛ т.1). А под 1061 годом находим следующую запись: «Придоша Половци первоє на Русьскую землю воєватъ» (ПСРЛ т.1). Даже выражение то же самое использует летописец!
Также точно не было никаких оснований в 16 веке летописцам выдумывать историю про убийство сына Аскольда от Болгар. Тоже самое касается и убийства Вадима.
(ПСРЛ.т9)
Конечно, возникает вопрос, зачем вообще Пчелов так много времени уделяет доказательству недостоверности этих записей Никоновской летописи. А дело в том, что они указывают на наличие династии, правившей в Киеве до рюриковичей, а также на наличие оппозиции Рюрику в Новгороде во главе со славянином, что свидетельствует о сложении государственности как на юге Руси в Киеве, так и на севере Руси без участия норманн. Это противоречит главной идеологической установке норманнизма на главенствующую роль норманн в образовании древнерусского государства. Здесь ничего нового со стороны Пчелова мы не находим. Эти идеи активно развивал еще старый норманнизм XVIII –XIX веков. И это обязательный идеологический пункт современного норманнизма. Сам по себе этот факт уже показывает, что норманнизм исходит, прежде всего, из определенной идеологической установки, а не из научного поиска исторической истины. Это дает простор для дальнейших спекуляций в политических целях. Пчелов прекрасно это понимает и поэтому так старательно и долго пытается доказать недостоверность записей Никоновской летописи. Без этого на западе не заметят потуги доцента-мифотворца.
Потрясающая гибкость норманнистической логики обнаруживается и в анализе Пчелова восточных источников. Не находя в восточных источниках, описывающих славян и земли Восточной Европы, никаких указаний на скандинавскость руси и упоминаний норманн, он тем не менее предлагает читателям уверовать в то, что на самом деле под русами-купцами нужно понимать обязательно норманнских торговцев на том основании, что некоторые арабские авторы проводят различие между русами и славянами. «Арабские авторы, как правило, различают славян и русов, причем, судя по описанию русов, под ними подразумеваются норманны». (Пчелов Е. В., Рюрик, ЖЗЛ, 2010, стр.177-178) Но сами эти потрясающие описания русов, на которых можно было бы построить вывод о их норманнстве Пчелов почему-то не приводит. Не говоря уже о том, что, строго говоря, из самого факта различения славян и русов, не вытекает с обязательностью вывод о том, что русы есть норманны. Но как мы уже видели, у нашего кандидата исторических наук и ранее были серьезные проблемы с логикой и обоснованием свои тезисов.
Особенно странно это звучит после того, как сам же он привел достаточно ясные свидетельства восточных авторов о том, что сами славяне занимаются торговлей с восточными странами. И что русь также является частью славян.
Вот описание Ибн Хордадбеха русских купцов:
«Если говорить о купцах ар-Рус (русах), то это одна из разновидностей славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки черных лисиц и мечи из самых отдаленных [земель] славян к Румийскому морю (Черному морю). Владетель (сахиб) ар-Рума (Византии) взимает с них десятину (ушр). Если они отправляются по [Та?]нису - реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа, города хазар. Их владетель (сахиб) также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан (Каспийскому) и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсахов (около 3 тысяч км). Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками [для] них являются славянские слуги-евнухи. Они утверждают, что они христиане и платят подушную подать (джизью)»(стр. 176-177)
А вот практически тот же рассказ содержащийся в «Книге стран» у ал-Факиха.
«Рассказ о купцах-русах (у ал-Факиха - славянах) выглядит здесь следующим образом:
«Чо же касается купцов славян, то они везут шкурки лисиц и зайцев из земель славян и приходят к морю Румийскому, И взимает с них десятину владетель Византии. Затем прибывают по морю в Самкарш (вероятно, Таматарха – Тмуторокань древнерусских источников) иудеев, затем переходят к славянам; или следуют от моря славян (что подразумевается под этим морем, неизвестно; возможно, Балтийское) в эту реку, которая называется рекой славян, пока не достигнут пролива (или залива) Хазар, и берет с них десятину властитель хазар. Затем идут к морю Хорасанскому (Каспийскому). Иногда выходят в Джурджане и продают все, что у них есть. А идет все это в Рей»».( (Пчелов Е. В., Рюрик, ЖЗЛ, 2010, стр.177)
Как видим, оба сообщения довольно близки и происходят, скорее всего, из одного источника. Но Ибн-Хордадбех пишет о купцах-русах, которых он относит к славянам, а ал-Факих о славянских купцах, не называя их русами. О норманнах вообще речи нет. Однако доцент Пчелов предлагает думать, что здесь везде имеются в виду норманны. Обратите внимание, на фазу которую я подчеркнул. Пчелов пытается выдать даже текст ал-Факиха за ошибку, что мол в этих двух текстах речь везде идет о русах, под которыми Пчелов понимает норманн. Какие же данные этих текстов, дают основания думать, что речь идет о норманнах? Наверное, торговля заячьими и лисьими шкурками натолкнула нашего великого генеалога на мысль о том, что тут речь идет исключительно о норманнах. Ну совершенно нехарактерный для русских купцов товар, не могли славяне сами догадаться торговать ими))). А франкские мечи из Западной Европы только скандинавы, конечно, могли вывозить, особая лицензия у них была, просто эксклюзивные дистрибьюторы))).
Многие положения работы Пчелова содержат просто демагогические приемы для обоснования положений норманнизма. Так очень часто Пчелов дает оценки, как давно устоявшийся вывод некой «объективной» науки (конечно по преимуществу западной). Особенно любит Пчелов ссылаться на некие доказанные филологические концепции, касающиеся имен, встречающихся в ПВЛ. Нигде в его работе вы не найдете никаких доказательств этих положений. Он просто приводит из различных норманнистических работ созвучные имена и заявляет о неких филологических доказательствах заимствований, в которые все должны поверить.
Вообще несерьезность работы Пчелова проявляется уже в том, что ему все равно доказывать ли датское или шведское происхождение Рюрика. С одной стороны он заявляет о том, что единственной обоснованной концепцией происхождения названия русь является происхождение от финского названия «руотси», которым финны обозначали шведов, с другой стороны он не видит ничего страшного в том, что Рюрик датский конунг, владеющий леном во Фрисландии. Такая беспринципность в целом с моей точки зрения показатель того, что сам Пчелов не исследователь, пытающийся докопаться до истины, а просто комформист, ищущий признания и поддержки с Запада. С политической точки зрения, Западу, по большому счету, все равно, что проповедовать для достижения своих целей, какой исторический миф окажется более убедительным. Датчанин ли это будет или швед в Лондоне и Вашингтоне все равно. Возможно, что это не все равно шведам, но кто их сейчас будет спрашивать, когда шведский король раздает нобелевские премии только по свистку из Вашингтона. Как говорится, «какой может быть Козлевич в такой момент». С них и того хватит, что будут гордиться за всех норманн.
В целом работа Пчелова производит грустное впечатление. Наблюдается крайне низкий уровень проработки аргументации и построения доказательств. Собственно этим страдают все норманнистические работы последних лет. Казалось бы, после снятия идеологических ограничений и объявления «победы демократии» в России должен был наблюдаться подъем научного творчества, а вместо этого мы наблюдаем, как историки, археологи и филологи кинулись судорожно искать западные гранты и финансирование из-за рубежа и писать заказные работы. Нельзя на откуп всевозможным иностранным неправительственным фондам и организациям отдавать финансирование отечественной науки, особенно в гуманитарной сфере. Сразу обнаруживаются проходимцы, готовые зарабатывать деньги на создании исторических мифов. На Западе не альтруисты сидят, которым некуда деньги выбросить. И подобные организации финансируют проекты с вполне конкретными идеологическими и пропагандистскими целями. По сути это механизмы скрытой пропаганды западных стран. Для навязывания определенных исторических взглядов по отношению к другой стране одних работ собственных историков недостаточно. Их могут заподозрить в тенденциозности. Поэтому и вербуются продажные историки в самой России. И способы вербовки самые разнообразные. Можно сделать почетным членом какой-нибудь западной академии, пригласить покататься «на шару» с лекциями по «заграницам», дать премию, помочь с изданием или публикацией за рубежом. Так Мельникову Е. А. сделали почетным членом шведской академии им. Густава Адольфа. Поэтому норманнистка Мельникова раздает интервью признаваясь в верноподданичестве западным ценностям, а критику бредней норманнизма объявляет пережитками средневекового национализма. Норманнистка Джаксон Т.Н. бегает за финансированием по посольствам западных стран, откуда идет финансирование ее работ, а норманнист Петрухин В.Я., профессор еврейского университета в Москве, рассчитывая на поддержку, заигрывает с Америкой на еврейской тематике, и строчит при этом работы, в которых древнерусская культура плавно превращается в скандинавскую. Археолог Кузьмин С.Л. из кожи лезет, чтобы хотя бы само основание, хотя бы первые 10 лет существования Ладоги выдать за скандинавские для того, чтобы напечататься во французском издании(остальное просто не удается). Кирпичников его поддерживает, потому что